Е.Щепкина. Апология “буржуазок” в книге г-жи Коллонтай “Социальные основы женского вопроса”

Разработка социальных вопросов имеет у нас свои особеннос­ти. На дальнем западе Европы социалистические учения имели вполне подготовленную почву, проникали в сознание граждан, воспитанных в атмосфере политической свободы. Наших соседей-немцев эти учения застали очень мало подготовленными, едва на­чавшими приспособляться к конституционному строю, а потому немецкий социализм, при его огромном влиянии на науку и куль­туру, не слился еще в одно целое с политической жизнью страны.

В Россию социалистические учения проникли гораздо рань­ше первых проблесков политической свободы; они захватили умы совершенно неискушенными в политической борьбе и воца­рялись в них как чистые, святые идеи; они сразу получили силь­ное просветительное влияние среди интеллигентных кружков, а позже сделались орудием политической пропаганды. Интелли­гентной молодежи был необходим идеал, на служение которому отдавались бы силы, свобода, жизнь, Политические выступления были еще не по плечу, но социалистическая пропаганда, будив­шая темную массу, давала нравственное удовлетворение. Много­вековая отчужденность нашего народа от культурной жизни сде­лала его очень неподвижным и неподатливым; расшевелить его дремлющее сознание может только нечто, цепко захватывающее самые больные места его обихода, — право на землю, понятие о собственности, гнет множества обидчиков, а таковы были карти­ны будущего переустройства общества. Морально-воспитатель­ная сила социализма у нас могуча; но творчество в социальной науке довольно слабо, а литература бедна, несмотря на периоды увлечений социалистическими учениями. Вероятно, тут сказыва­ется и влияние несчастной привычки слишком часто обращать их в орудие агитационной и просветительной работы; отсюда увле­кательная легкость сердца, с которой нередко принимаются за исследование весьма сложных социальных вопросов. К разряду таких исследований относится и лежащая перед нами книга г-жи Коллонтай.

Судя по введению, можно подумать, что искание социаль­ных основ женского вопроса понадобилось автору только для то­го, чтобы оградить работниц-пролетарок от увлечения женским съездом, устраиваемым буржуазками. Самая обширная глава книги посвящена деятельности “буржуазных” феминисток и их борьбе за политические права; а самая короткая — борьбе за эко­номическую независимость женщин. Для популярной работы ав­тор дает немало указаний на литературу, но какую? Из 48 ссылок на издания социал-демократического оттенка львиная доля до­стается труду Лили Браун и тоненькой брошюрке Бюхера. Бебель и Каутский не в фаворе (и понятно — они отказываются умещать женский вопрос в рамки классовой борьбы); на литературу обще­историческую и общеэкономическую, с весьма малой примесью ученых исследований, приходится 39 указаний. Рядом с этими 87 указаниями имеем 144 ссылки на литературу специально по жен­скому вопросу и так называемую феминистическую; среди них журналу “Союз женщин” отведено почетное место; а из двух бро­шюрок издания Союза равноправия женщин — “Протоколы и от­четы” и “Женское движение 1905 г.” — г-жа Коллонтай извлекла такую массу данных для исследования социальных основ, каких издатели в них и не подозревали.

Конечно, “феминистическая” литература нужна для полеми­ческих целей, чтобы убедить читателя в непригодности феминистических союзов и лиг для пролетарок, которые сами самостоя­тельно идут впереди женского движения; все эти организации преследуют узкоженские цели в духе классовых интересов буржу­азии. Увлекаясь полемикой, г-жа Коллонтай забывает обеща­ние — выяснить нам социальные основы занимающего ее вопро­са — силится смирить буржуазок перед мощью женского проле­тарского движения; что получается в итоге, увидим из сравнения совокупности данных, которыми автор характеризует то и другое течение.

С древнейших времен женщины несли огромный труд. В средние века замечался значительный численный перевес жен­ского населения над мужским, особенно в городах; женщины му­чительно добивались работы; боролись с цехами, с большим тру­дом проникая в них. Среди этих условий развивалась колоссаль­ная проституция. Но в старину труд не возвышал, а скорее принижал женщину, замыкая ее в затхлую атмосферу домашнего уклада. Только с ростом капиталистического хозяйства, когда предприниматели вербуют женщин и детей для работы при ма­шинах, женщины-пролетарки выходят на широкую социальную арену; благодаря этому они сыграли огромную роль во француз­ской революции: безработные врывались в Национальное собра­ние, требуя работы и пропитания. В Гренобле мелкая буржуазия, торговки (?), поддерживаемые крестьянками, побуждали мужчин отстаивать права народа.

Эксплуатируя силы массы женщин и детей, капиталисты со­здали невыносимое положение трудящихся, опасное для потом­ства. Это вызвало вмешательство государства в отношения хозяев и тружеников; таким образом, бедствия женщин ускорили разра­ботку законодательства о рабочих. Кроме работ на фабрике и в мастерских, занятые дома семьей и хозяйством, работницы не имеют времени обсуждать свое положение и тактику рабочих групп; поэтому им часто не хватает сознательности и личной инициативы; их трудно привлекать в профессиональные союзы.

Возникает своего рода заколдованный круг, признается г-жа Коллонтай: только сознательная работа пролетарок возвышает их и улучшает их положение, а для развития сознательности нужно улучшение положения.

И все-таки, несмотря на это, она утверждает, что именно пролетарки, работающие в рядах мужчин, двинули вперед жен­ский вопрос. Феминистки начали свою агитацию гораздо позже, только с половины XIX века.

Впрочем, оговорка не заставляет себя ждать: “Правда, и прежде (т. е. раньше указанной эпохи) требование равноправнос­ти женщин выдвигалось как один из неотъемлемых признаков демократии”, — признается автор. Вспоминает она подвиги аме­риканок в борьбе за освобождение родины и их требования поли­тических прав; деятельность французских мыслителей, открыв­ших вольный университет для женщин, формулы равноправия полов Кондорсе. Олимпию де Гуж и других защитниц декларации прав женщины и гражданки г-жа Коллонтай признает “светлы­ми, обаятельными, героическими женскими образами”; они дали первые лозунги женскому движению. С 30-х годов XIX века (вре­мя укрепления в Европе конституционных форм и демократиза­ции избирательных прав) выдающиеся интеллигентные предста­вительницы третьего сословия добиваются расширения прав на образование и служебную деятельность. Затем оформляется по­литическая агитация; возникают женские лиги, союзы, собира­ются конгрессы. Автор указывает на характер и успехи женского движения в разных странах. Всюду, кроме Германии, автор вы­нужден отметить, что социалисты и рабочие группы так или ина­че поддерживают политические выступления феминисток. В рес­публиках (Северной Америке и Франции) различие между феми­нистическим и пролетарским движением оказывается “еще тоньше, неуловимее”. Казалось бы, что самую благодарную поч­ву для исследования социальных основ женского вопроса пред­ставляют Австро-Венгрия, где 52% самостоятельно трудящихся женщин, и Италия с 40%; но г-жа Коллонтай почти ничего не го­ворит об этих странах.

Что касается России, то еще с 60-х годов здесь вырабатывал­ся тип самодеятельной русской интеллигентки, жаждущей свобо­ды и полного развития личности. “Смело ополчаясь на лицемерие двойной морали, бесстрашно вступают они в бой со злобно още­тинившимся и ядовито шипящим сонмищем буржуазных филис­теров”, — пишет автор. Русские интеллигентки борются с близки­ми сердцу, с устарелой, мертвящей обстановкой семейного быта.

Так же смело идут они на борьбу с устарелым политическим и социальным строем. “С чем может сравниться привлекатель­ный по своей внутренней красоте образ женщины, кающейся дворянки 70-х годов, которая отказывается от всех привилегий, чтобы слиться с народом?” Это ли не панегирик подвигам рус­ской интеллигенции, даже дворянской, не только что буржуазно-демократической?

В последнее время с ростом революционной волны возник Союз равноправности женщин, объединивший социально мысля­щих интеллигенток с более правыми элементами. Эта сильная и серьезная организация сыграла главную роль в широком дви­жении 1905 года, когда не осталось, кажется, уголка в России, где бы так или иначе не раздавался голос женщины, напоминавшей о себе, требовавшей себе гражданских прав. Но в начале 1906 года союз уже расслоился: левые социалистические элементы заня­лись агитацией среди работниц; центр и правые вели энергичную агитацию в первой Государственной думе, в группе к.-д. партии. (Тут г-жа Коллонтай почему-то забывает отметить агитацию сою­за среди членов трудовой группы, стойких защитников прав жен­щин во время майских дебатов.)

Теперь члены союза сильно поправели, довольствуются мир­ной пропагандой, готовят женский съезд с очень широкой про­граммой, за которую их нельзя не благодарить.

Таковы факты, приводимые г-жой Коллонтай в подтвержде­ние ее мнения, что главная роль в женском движении принадлежит пролетаркам. Подбор их, очевидно, неудачен; они говорят читате­лю совсем не то, что хотел сказать автор. Бедствия пролетарок, подчеркнутая автором стихийность этих бедствий, связанных с физическими свойствами женщин, — они только оправдывают многие тенденции феминисток и объясняют причины, почему со­циалисты так часто поддерживают их политическую агитацию: фе­министки сознательно пробивают пути к улучшению положения женщин. Стремление автора доказать незначительность результа­тов, даже безрезультатность буржуазного женского движения, пользуясь его же литературой, оказалось рискованной задачей.

Левых, социально мыслящих феминисток г-жа Коллонтай обвиняет в двойственности их тенденции и строго спрашивает: “Программа рабочей партии содержит все, к чему вы стремитесь; если вы не играете двойной игры, если вы искренни, то примкни­те к ней”. Попробуем в ответе автору выяснить истинную суть двойственности левых феминисток.

Чернышевский высказал где-то очень остроумную мысль: “Люди трудятся и наслаждаются элементарными благами жизни приблизительно одинаково (он не касается обстановки); но они сильно различаются между собой употреблением своего свобод­ного времени”.

Действительно, в умении использовать свое свободное время сказывается личная инициатива человека, его индивидуальность.

Обязательная, необходимая работа обыкновенно навязывается ему судьбой, глухо равнодушной к его наклонностям; а свободное время — важнейшая, самая ранняя и самая неотъемлемая личная собственность человека — и умение пользоваться им дают огром­ные преимущества. Они дают возможность личности развивать свои способности, усовершенствовать труд, расширять кругозор мысли и общественные отношения. Развитая трудящаяся лич­ность создает себе полную двойную жизнь — одну общую со сво­ими ближними, родовую, и другую— видовую, индивидуальную. Обе стороны жизни присущи человечеству, и нельзя заставлять людей поглощаться одной родовой жизнью — право сильного ин­дивида всегда проявится.

Все ценят могущество и величие непрерывной в тысячелети­ях жизни масс, целых народностей, с постоянной сменой поколе­ний, хранящих залог вечного прогресса, бессмертия вечных ис­тин. Но каждой крошечной человеческой единице суждено провести на земле несколько кратких дней, дней всегда единст­венных в своем роде; эти дни никогда более не повторятся и при­надлежат исключительно переживающему их, их господину и творцу; а потому желание использовать по-своему эти краткие моменты присуще человеку. Конечно, среди общей жизни масс люди испытывают нивелирующую силу общей культуры; но эти же блага культуры помогают и росту личностей, отпуская все больше и больше времени для личной жизни.

Ценность личности повышается параллельно с сознательны­ми выступлениями рабочих масс и сплоченных партий на поли­тическую арену. Индивидуализм вовсе не стоит в противоречии с социализмом; они образуют два пути развития, одинаково прису­щие роду человеческому; не сливаясь воедино, оба рядом делают свое дело.

Вот два пути, по которым идут и женщины вместе со всем че­ловечеством. Одни, немногочисленное меньшинство, благодаря личной трудоспособности, счастливым условиям обстановки приобрели умение пользоваться свободным временем, подгото­вились к интеллигентному труду, иногда даже умеют налагать на него печать своей индивидуальности; они рано научились совме­щать коллективную общественную деятельность с собственным специальным трудом. Это те женщины, которых г-жа Коллонтай касается вскользь, недоговаривая, те социально мыслящие инди­видуальности, которые она то смешивает в общий круг феминис­ток, то как будто выделяет, обвиняя в двойственности направле-

ния, т. е. именно в той сложной деятельности, что заставляет ее же, г-жу Коллонтай, признать их самыми серьезными представи­тельницами женского движения.

Новые формы народного представительства, развиваясь к половине XIX века, разбудили личность, подняли уровень разви­тия и значение средних людей, особенно нужных демократии, и в частности женщин, а интеллигентные женщины — довольно ти­пичные средние люди. Вот ответ на странное недоумение г-жи Кусковой, почему именно теперь в России ей пришлось загово­рить о женском вопросе, почему женский вопрос так обострился в XIX веке. Да потому, конечно, что усложняющийся строй демо­кратии призвал на службу себе массу новых лиц, в том числе и женщин, а ряды новых деятельных гражданок вызывают потреб­ность в обновлении законодательства.

Никто не спорит с г-жой Коллонтай, что женское движение совершается двумя течениями, но их нельзя объяснять одной классовой рознью, здесь сказываются две стороны жизни челове­ка, коллективная и индивидуальная, которыми он будет жить, пока существует человечество. Где люди рано осознали двойную жизнь личности, в землях англосаксов, например, там представи­тели разных классов легко объединяются для политических вы­ступлений. В странах, еще лишенных политической свободы, лю­дям свойственно подозрительно и враждебно оглядывать друг друга; здесь, как у нас, в России, при печальных условиях нашей общественности, участие или отсутствие пролетарок в буржуаз­ных организациях еще не меняет сути вещей; пролетаркам все равно приходится прежде всего учиться, а интеллигентки должны готовить новые кадры культурных деятелей, иначе они рискуют утратить свой raison d’etre’.

Книга г-жи Коллонтай все-таки первая попытка восстано­вить огромное значение женского вопроса, возбудить к нему тот деятельный интерес, с каким к нему относилась литература 60-х и 70-х годов прошлого столетия. Эту попытку приходится привет­ствовать; книга интересна, написана живо, горячо, с литератур­ным талантом, а промахи и недостатки ее, увы, свойственны мно­гим и многим произведениям русской литературы того же на­правления.

Союз женщин,1909 г., № 2.