Из книги:  Charlotte Bunch. Feminism In The ‘80s: Bringing the Global Home. Antelope Publications, 1985.

Основа для глобального взаимодействия

Воодушевление по поводу тематики глобального феминизма и осознание ее необходимости появились у меня на семинаре по феминистской идеологии и организациям, проводимом Азиатским и Тихоокеанским центром для женщин и развития в Бангкоке в 1979. Пятнадцать женщин из разных регионов представляли то, что женщины в наших странах делали в связи с темами  Декады ООН для женщин: равенство, развитие и мир. Делая это, мы поняли, что на наши представления друг о друге до приезда в Бангкок важное влияние оказывали международные средства массовой информации, управляемые мужчинами.

Разработка социальных вопросов имеет у нас свои особеннос­ти. На дальнем западе Европы социалистические учения имели вполне подготовленную почву, проникали в сознание граждан, воспитанных в атмосфере политической свободы. Наших соседей-немцев эти учения застали очень мало подготовленными, едва на­чавшими приспособляться к конституционному строю, а потому немецкий социализм, при его огромном влиянии на науку и куль­туру, не слился еще в одно целое с политической жизнью страны.

В Россию социалистические учения проникли гораздо рань­ше первых проблесков политической свободы; они захватили умы совершенно неискушенными в политической борьбе и воца­рялись в них как чистые, святые идеи; они сразу получили силь­ное просветительное влияние среди интеллигентных кружков, а позже сделались орудием политической пропаганды. Интелли­гентной молодежи был необходим идеал, на служение которому отдавались бы силы, свобода, жизнь, Политические выступления были еще не по плечу, но социалистическая пропаганда, будив­шая темную массу, давала нравственное удовлетворение. Много­вековая отчужденность нашего народа от культурной жизни сде­лала его очень неподвижным и неподатливым; расшевелить его дремлющее сознание может только нечто, цепко захватывающее самые больные места его обихода, — право на землю, понятие о собственности, гнет множества обидчиков, а таковы были карти­ны будущего переустройства общества. Морально-воспитатель­ная сила социализма у нас могуча; но творчество в социальной науке довольно слабо, а литература бедна, несмотря на периоды увлечений социалистическими учениями. Вероятно, тут сказыва­ется и влияние несчастной привычки слишком часто обращать их в орудие агитационной и просветительной работы; отсюда увле­кательная легкость сердца, с которой нередко принимаются за исследование весьма сложных социальных вопросов. К разряду таких исследований относится и лежащая перед нами книга г-жи Коллонтай.

А. Б. Залкинд.  Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата//Революция и молодежь. – М., 1924  (Печатается с небольшими сокра­щениями по журналу, «Родник» 1989. № 9. С. 63—68)

…Коллективизм, организация, активизм, диалектиче­ский материализм — вот четыре основных мощных стол­ба, подпирающие собою строящееся сейчас здание про­летарской этики,— вот четыре критерия, руководясь ко­торыми всегда можно уяснить, целесообразен ли с точ­ки зрения интересов революционного пролетариата тот или иной поступок. Все, что способствует развитию революционных, коллективистских чувств и действий тру­дящихся, все, что наилучшим образом способствует планомерной организации пролетарского хозяйства планомерной организации дисциплины внутри пролетариата, все, что увеличивает революционную боеспособность пролетариата, его гибкость, его умение бороться и воевать, все, что снимает мистическую, религиозную пленку с глаз и мозга трудящихся, что увеличивает их научное знание, материалистическую остроту анализа жизни, — все это нравственно, этично с точки зрения интересов развивающейся пролетарской революции, все это надо приветствовать, культивировать всеми спосо­бами.

Словосочетание “этика ненасилия” воспринимается как тавтология и часто порождает недоуменный вопрос: “А разве возможна этика насилия?” В самом деле, этика, рассмотренная в значении морали, нормативного идеала, по определению совпадает с ненасилием. Более того, нет ни одной другой формы культуры, включая мировые религии, специфика которой в такой степени была бы связана с ненасильственной установкой; когда говорится об этике удовольствий, тойона может противопоставляться этике созерцательного блаженства, когда речь идет об этике доброй воли, то обычно подразумевается ее отличие от этики результатов – в этих и других подобных случаях определение выделяет какой-то один признак морали, придавая ему существенное значений. Иной логический статус имеет этика ненасилия, поскольку ненасилие, являющееся содержательной определенностью добра, можно считать синонимом самой этики.

Анатомічні особливості жіночого або чоловічого організму  у більшості випадків від самого народження індивіда зумовлюють його гендер. Гендер, у свою чергу, покликаний репрезентувати стать. У будь-якому соціальному середовищі існують чіткі уявлення про те, як має виглядати представник тієї чи іншої статі. І хоча біологічні відмінності між чоловіками та жінками є прихованими від публічного огляду в повсякденному житті, для члена певного культурного простору не є складністю визначити належність того чи іншого індивіда до певної статі. Категоризація за статтю завдяки соціально-встановленим візуальним стандартам здійснюється на стільки органічно і автоматично, що іноді здається, що вона відбувається на підсвідомому рівні. Однак таке відчуття є помилковим. Усвідомлення факту «виробництва» гендеру відбувається у ситуації «гендерного збою» – у ситуації неможливості атрибутивного визначення статі.